Мистические истории

Эти истории из моей жизни. Все что я описала правда, и когда это случилось было граздо страшнее и таинственнее, чем сейчас. Теперь можно в это не верить и думать, что все это просто игра воображения или случайные совпадения. Теперь проще.

"Моя бабушка"

Когда мне было пять лет, зимой 1983 года скончалась, не приходя в сознание, моя бабушка Останина Анна Федоровна. Бабушке моей было 63 года, она умерла от рака поджелудочной железы, но причиной смерти своей сама называла глупую свою страсть к знахарству. Проклиная свои сакральные знания, бабушка никогда не стремилась передавать их маме моей. Дочь свою единственную она родила поздно и считала, что она вымоленная, берегла ее. Бабушка держалась до последнего, но владевшие ею и подавлявшие ее темные силы ведуньи вырывались из плена чистого и светлого ее разума, заставляя искать себе продолжения в живущих. Бабушка глушила эту внутреннюю борьбу слабым дешевым вином, доживая свой век в одиночестве и непонимании. Ее все любили, как веселую, отзывчивую мастерицу, живущую по совести и спасающую знакомых и близких от внезапных недугов иногда простым прикосновением рук.

С моим рождением бабушка начала больше пить и превращалась в тень, уходя от всего суетного в мир детства. Я брала ее за руку и тянула за собой, бегая по кустам, заставляя наклоняться сухонькую женщину, смеющуюся, как маленькой ребенок. Я брызгала на нее родниковой водой, когда мы с ней ходили по голубику в тайгу, и указывала на смыкающиеся макушки деревьев над головой. Я заставляла ее слушать музыку леса, шепот травы, распрямляющейся после наших шагов. Она улыбалась и плакала вместе со мной. Кому-то казалось, что Анна впала в детство.

Она не любила рассказывать, она показывала. Если кто-нибудь спросит меня что такое детство, я сразу же нарисую в памяти картинку, на которой ромашковый луг, близкие горы, белые лошади и убегающая от подножья гор шумная каменистая речка. Я вспомню метель и спешащий грузовик с палаточным кузовом, за открытым задником которого мелькают елки и исчезают следы дороги, а потом большую русскую печь и парное молоко на ночь. Я вспомню руки моей бабушки, сжимавшие мою головку и пахнувшие пирогами. Многое я вспомню, картинки, словно слайды сменяют друг друга в моей памяти, они все разные и в каждой есть неразгаданная тайна.

Бабушка, предчувствуя свою скорую кончину, старалась открыть мне всю красоту этого мира. «Не успела», - с досадой скажет она потом. Успела. Успела заставить меня полюбить простоту и сложность мира, успела научить прямоте и открытости, успела показать мне полноту и общность всего сущего, показать ничтожность и величие души человека. Многое успела моя бабушка мне передать.

В больнице, находясь на границе сознания, бабушка схватила меня за руку, силясь что-то сказать. Мне было больно, мне было страшно, ее почти бесцветные глаза вдруг вспыхнули ярким черным цветом, гримаса исказила морщины на лице. Она что-то шептала, а я корчилась от боли, не смея бросить крик о помощи, я все ближе пригибалась к ее губам и все равно не различала ни звука. Тошнота подступила к горлу, голова кружилась, и вдруг выключили свет. Я очнулась еще в больнице, я помню, как мама несла меня на руках, мелькали лица, стены, деревья, я не слышала ни звука.

Слух вернулся ко мне через пару дней, когда бабушкино бездыханное тело уже заняло свое место посреди гостиной. Я честно думала, что она спит, когда меня уводили к знакомым, чтобы я не мешалась под ногами во время похорон.

Тетя Зоя открыла дверь, и я тут же увидела своего крестного брата Антона, пытавшегося оторвать последний глаз у ненавистного плюшевого зайца. Я побежала к нему, решив, что без моей помощи он точно не справится. Тетя Люся, которая привела меня сюда, торопила бабушку Антона Елизавету Семеновну:

- Ну, быстрее, а то оставили там Тамару, она такая бледная, хоть и держится молодцом. Все эти бабки окружили, сидят, причитают, от Вали тоже толку не много, - Люся сбивчиво твердила о суете, происходящей у нас дома, уговаривая женщин поторапливаться, - и ты Зоя пошли! Собирайся!

Крестная оглянулась на нас с Антоном в замешательстве:

- А кто с детьми останется?

Ах, эти взрослые! Вечно они на нас тратят свое внимание, ведь вон как Люся обеспокоена, надо куда-то бежать, а «лёлька» нас не может оставить. Что с нами станется? Мы уж найдем как развлечься, вы за нас не беспокойтесь.

Бабушка Лизавета накинула пальто, спешно произнесла:

- Идем, Зоя, не ленись, там твоя помощь важнее.

- Хорошо, я разве против, - крестная шарила взглядом по комнате, - сейчас иду, подождите.

Она повернулась к нам с Антоном и что-то говорила наставительно, мы не обратили на эту речь ровным счетом никакого внимания. Она закинула на шифоньер вязание с торчащими тонкими спицами, собрала какие-то бумаги со стола и сунула в тумбочку, все свои действия сопровождая различными угрозами в наш адрес. Крутанувшись уже на выходе кинула оценивающий взгляд на комнату, резко схватила упаковку таблеток, брошенных на трюмо и незаметно подсунула их под старую лисью шапку. Дверь хлопнула, повернулся ключ в замке и мы с Антоном обрадовались предоставленной свободе.

В первую очередь мы вырвали глаз ненавистному зайцу, а после решили, что прыгать с шифоньера на мягкую большую кровать – самое главное дело в предоставленном нам в распоряжение пустом пространстве квартиры. Мы залазили на шкаф, придвинув табуретку и взгромоздив на нее маленький детский стул, потом цеплялись за книжную полку и уже сверху в восторге обозревали комнату. Плюх! Детские визги раздавались по всему дому, мы захлебывались от восторга и вновь забирались наверх. Эта игра занимала нас неопределенное время, пока я не закашлялась, поперхнувшись собственной радостью и мелкой пылью, выбитой из подушек.

- Чё, заболела, да? – с интересом и заботой спросил Антон.

- Нет, - неуверенно ответила я

- А чё кашляешь? – резонно парировал он и добавил, - я тоже болею, мама меня в садик не пускает.

Из солидарности к своему крестному брату мне пришлось согласиться, что и меня постиг простудный недуг.

- Когда болеешь надо пить таблетки, - наставительно произнес Антон.

- Где их взять, - отмахнулась я.

- У меня все есть, - Антон весело подбежал к лисьей шапке, лежавшей возле зеркала.

- Но это бабушкины таблетки, разве они нам помогут?

- Конечно, - нервно отозвался Антон, - все таблетки помогают от болезни, чтобы точно вылечится нам надо просто выпить побольше и все.

Звучит вполне убедительно, пришлось согласиться на авантюру.

- Пей, кашлять не будешь!

Мы налили большую кружку воды и по-братски поделили таблетки – стандарт из двадцати штук. Таблетки были такие маленькие и сладкие на вкус, но мы методично запивали их водой, проглатывая по одной. И вполне довольные собой решили продолжить свое глупое занятие.

Впрочем, скоро нам стало лень быстро двигаться, и мы решили заняться рисованием на маминых бумагах, легкомысленно оставленных на столе. Ключ повернулся в двери, и Люся забежала, бросив беглый взгляд на мирно копошащихся детей, устремилась на кухню.

- Вы кушать хотите? – крикнула Люся из кухни и, не дождавшись ответа, вошла в комнату.

Почти сразу она схватила нас и начала трясти. «Что вы пили?» - повторяла она возбужденно. «Водку» - неуверенно твердил пьяный Антон. Люся бросилась ко мне с теми же вопросами, и я предательски раскололась.

 Когда нас забирала скорая помощь, Антон уже был без сознания, а я в полубреду помню испуганное бледное лицо мамы – ей пришлось бросить похороны, чтобы сопровождать нас в больницу. Тетя Зоя находилась в такой истерике, что ей требовалась отдельная машина для доставки в стационар.

В центре белой палаты, сторожа двух драгоценных детей, которые все еще не пришли в сознание, сидела моя мама. Она медленно проваливалась в дремоту, наступавшую на нее в сгустившихся зимних сумерках. За окном кружил ветер, и зыбкие снежинки выплетали беглый едва уловимый танец на фоне пустого серого неба. Тихий стук в стекло заставил маму вздрогнуть и поднять глаза. За окном стояла бабушка и умоляющим взглядом просила впустить ее в палату. Бабушка озябла, у нее дрожали руки, которыми она упиралась в стекло, ветер трепал рассыпавшиеся волосы и срывал белую кисею, в которую было укутано тщедушное, иссушенное болезнью тело.

- Уходи, - устало сорвалось с маминых губ, толи вслух она произнесла это, толи стон ветра за окном.

- Я уйду, Тома, уйду, - смиренно произнесла бабушка, и ветер унес эту фразу, повторив ее издалека, - я заберу то, что оставила, и уйду. Впусти меня.

Мама приподнялась со стула и, опустив руки, заплакала, не замечая как слезы катятся по дрожащим от испуга щекам.

- Если ты думаешь, я так просто отдам ее, ты ошиблась. Уходи! – мама обессилено сделала шаг с расчетом закрыть меня собою.

Взгляд блуждающих черных глаз вспыхнул, и неестественный глубокий смех раскатами унесся ввысь увлекаемый ветром. Мама очнулась стоя возле моей кушетки и, пошатнувшись, ухватилась за стойку капельницы. Высыхающие слезы зудели лицо, мама смотрела на меня, тихо поглаживая по развернутой ручке и успокаивала разыгравшееся воображение.

Когда прошло уже больше недели, и все страшное было позади, я, тихо посапывая во сне, лежала у себя в комнате, согреваясь бледным светом полной луны за окном. Дверь в комнату закрывалась плотно, и даже взрослому человеку приходилось приложить небольшие усилия, чтобы она открылась. При этом раздавался характерный скрип петель и потоком воздуха трепало занавески в гостиной.

Именно этими звуками был прерван чуткий сон моей матери, она слышала дыхание мужа за спиной и нависавшую тревожную тишину, разливавшуюся по квартире. Сладковатый, прелый, незабытый еще запах, вызывал тошноту, и сердце колотилось все чаще. Мама уставилась в проем распахнутых дверей, пытаясь уловить мое шлепанье по направлению к туалету. Тишина становилась гнетущей, занавески трепало так, что позвякивали кольца гардин, и больше ни звука. Мама встала, преодолевая страх, сгущавший кровь холод пробегал волнами по телу. Не надевая халат и тапочки, мама вышла в гостиную, створка окна была распахнута, а дверь в мою комнату приоткрыта на треть. Замерев, в страхе сделать еще хоть пару шагов, мама упала на колени посреди комнаты. В ярком свете луны, перед распахнутым окном, беспрепятственно впускавшем в дом холодный февральский воздух, молодая красивая женщина умоляла и плакала. Что она говорила тогда, о чем просила сама уже не помнит, но это дало ей силы преодолеть сковывавший ужас и идти.

Мама нашла меня в страшнейшей лихорадке, потную, беспомощную, метавшуюся во сне. Я горела, не издавая ни звука, я плавилась в страшной агонии. Снова больница, на этот раз я пролежала больше месяца, врачи говорили, что это таблетки оказали свое воздействие, вызвав жестокий рецидив. Однако, мама моя до сих пор уверена, что своим выздоровлением я обязана ее молитвам. Она сумела отмолить меня у бабушки, я верю ей. Только жизнь мне бабушка после этого напророчила трудную, и ей я поверила с годами.

"Бабуля с семечками"

Мне было 17 лет, а моему брату 15. Было лето, но из-за проблем на учебе у брата, мы с ним сидели в городе, в то время как родители дома почти не появлялись – работа-дача-работа-рыбалка… Они развлекались, а мы учили с братом математику. Так как я всегда была прилежной и послушной девочкой, то мы действительно учили математику каждый день, а гулять выходили под вечер. Но и друзей в городе почти не было. Мы шли по ближайшим магазинам, денег у нас было в обрез, поэтому мы выбирали что купить, присматривались. Возле одного магазинчика стояла старушка с семечками, в тот вечер она впервые обратилась ко мне:

- Купи семечки.

Я пожала плечами и посмотрела в коробку с товаром. Рядом с кучкой нормальных подсолнечных жареных семечек аккуратно пристоен был пакетик со светлыми мелкими семенами.

- А это что? – удивленно спросила я.

- Купи, - заискивающе сказала старушка, - это семена цветочков, красивые такие, надо мне продать.

- Ой, да зачем мне семена цветов?

- А это не тебе, бабушке подаришь.

- Моя бабушка давно уже там, - кивнула я головой в сторону кладбища, оно находилось недалеко за перевалом, который начинался сразу за нашей улицей.

- Так посади ей на могилку, порадуй бабушку, - улыбнулась торговка, - я недорого прошу, и еще стаканчик семечек в подарок насыплю.

Тут брат мой сразу подхватился - давай, говорит, купим, семечек хочу и все такое.

Ну и купили мы эти семена. Пришли домой и стали думать зачем купили. В общем-то, мы были уже взрослыми людьми и спокойно могли пойти на кладбище без родителей. На том и порешили: сходим завтра в полдень, подкопаем-поправим могилки бабушки и дедушки, да и посадим им цветочки эти. Хороший план, нам как-то даже захотелось это сделать.

На утро мы немного позанимались, покушали и, взяв лопатку и  небольшие грабли из кладовки, отправились на кладбище. День был солнечный и зашли мы туда в хорошем благостном настроении, немного попетляли и нашли родимую оградку с двумя немного поросшими могилками наших предков. Олег начал подкапывать, а я полоть траву, дело спорилось, семена были посажены и мы формовали аккуратно холмики и протирали памятники. И только тут я заметила, что день давно перестал быть солнечным, набежали тучки, подул противненький ветерок, вокруг зашелестели проволоки от венков, стали доносится непривычные запахи тлена и еще звуки. Словно кто-то неподалеку разговаривает, мы и раньше эти звуки слышали, но не обращали внимания, мы же не одни тут были, люди на кладбище тоже прибирались  неподалеку.

Но теперь я огляделась и никого не увидела, а невнятный приглушенный разговор все еще долетал, словно кто-то говорил неподалеку. Ну может просто не видно, сидят люди где-то за памятниками, мало ли. Наконец-то я увидела ту самую бабульку, которая продала нам семечки, она стояла в конце ряда оградок и что-то говорила мне, слов я разобрать не могла, решила подойти поближе, и сделав десяток шагов уже отчетливо услышала «Помоги мне». Голос у нее был вполне бодрый, просьба была такой, словно ей действительно нужно было что-то придержать или отнести. И я, что-то буркнув брату, пошла к ней.

Я шла поглядывая под ноги и уже должна была дойти до нее, но расстояние оказалось большим чем я предположила сначала. Я продолжала идти, но старушка все время оказывалась за парой оградок от меня и продолжала ждать. Да что за фигня? Я обернулась чтобы увидеть брата, но за моей спиной были только безмолвные могилы, и я уже не понимала в каком месте кладбища нахожусь. Я снова повернулась к старушке, но ее уже не было. В этот момент ветер подул сильнее и зловеще зашелестели сухие бумажные венки и заскрежетали проволочки, на мгновение мне показалось что кладбище оживает. Ноги у меня стали подкашиваться и я почувствовала, что вот-вот упаду. Глянув под ноги я увидела прямо на дорожке белую кость явно человеческую, ничего особенного, это ведь человеческое кладбище, довольно старое, но эта кость вдруг включила во мне панику.

Бежать! Куда, где выход?!

Я ускорилась в обратном направлении, стараясь не оглядываться по сторонам, я боялась увидеть малейшее движение между памятников. И я увидела это! Еле сдержав крик, я осознала, что это мой брат, он стоял возле памятника дедушки и озирался по сторонам. Казалось, что сейчас-то я вздохну спокойно и приступ паники кончится, но увидев лицо Олега я похолодела. Он был сильно напуган и словно не видел меня. Подошла уже почти вплотную и негромко его окликнула, брат тут же отозвался и ловким прыжком оказался рядом. В руках у него была лопата. Он сказал:

- Пошли отсюда, - и снова стал озираться вокруг.

- А грабли…

Он оборвал меня, схватил за запястье и снова сказал дрогнувшим голосом:

- Пошли отсюда.

И мы стали удалятся к выходу, небо темнело очень быстро, ветер усиливался, и вдруг до нас донеслось странное шипение, оно настигало нас сзади, мы ускорились и боялись обернуться. Казалось нас сейчас настигнет и схватит что-то неведомое и мы побежали. Сердце бешено выпрыгавало из груди, когда я заметила закрытые ворота кладбища. Они были аккуратно замотаны проволочкой. Мы подбежали и, врезавшись в рабицу, уже не могли не обернуться. Казалось что это конец, но широко распахнутыми от ужаса глазами мы решились посмотреть на пугающее шипение за спиной. Однако сзади не было никого, только пустынное, безмолвное кладбище и предгрозовое небо мрачно окутавшее все вокруг.

И тут случилось нечто непонятное. Прямо к нашим ногам из травы выкатился голый белеющий в сумраке череп. В пару прыжков мы перегнули через забор и побежали вниз по дороге к дому. По дороге нас настигла гроза и мы изрядно промокли. Забежав домой я спросила:

- А где лопата?

- У забора бросил.

- Завтра пойдем забирать? – мне вдруг стало дико смешно.

- Ну уж нет! – ответил брат и мы стали смеяться над собой, вспоминая как улепетывали со всех ног оттуда. Нам казалось теперь все это забавным и, вспоминая детали, я спросла у Олега:

- А что тебя-то напугало?

Олег замер и улыбка сползла с его лица.

- Бабуля, помнишь вчера семечки продавала?

- Ну…

- Вот она там была в паре могил от меня и тихим голосом звала помочь, но я что-то струхнул сразу, тебя-то не было. В общем, я ей что-то ответил, что не пойду, и она… представляешь она исчезла…

Он сглотнул и со звуком вдохул глубоко воздух.

- Куда исчезла? – спросила я, понимая что все это уже мало объяснимо, ведь я сама шла в тот момент к той бабуле совсем в другом месте кладбища.

- Ну не знаю, - продолжил брат, - я смотрел прямо на нее, и вдруг ее не стало. Это меня сильно напугало. Через несколько секунд я заметил движение сбоку, оглянулся и она там шла, я удивился и напугался еще больше. А она остановилась и повернулась ко мне. Она вроде улыбнулась, но у меня волосы зашевелились от этого. А так как рядом не было никого, то я обнял памятник деда, словно его самого, и мне стало немного легче, а потом появилась ты.

С тех пор прошло много лет, мы с братом уже взрослые и у нас дети, но иногда мы вспоминаем тот день и не можем понять было ли это чем-то мистическим или нам просто со страху так показалось, а бабуля просто ходила между могил короткими путями и развелаклась с нами. Знаете, ведь это вполне может быть, мало ли что в голову взбредет скучающей бабуле.

Кстати, мы с братом ее возле магазина больше не видели, хотя родители говорили, что она торгрует там как обычно.

Анна Ивановна

Учительница-пенсионерка работала у нас воспитателем на продленке. Она была уже очень старенькой, всегда улыбалась, подшучивала над нами и рассказывала какие-то небывалые истории. Все эти истории были поучительны и они всегда тесно переплетались с историей Советского Союза. Вряд ли Анна Ивановна была свидетелем Октябрьской революции, но она так живо повествовала о тех временах, что у нас в 8-9 лет не возникало даже сомнений.
Ходила Анна Ивановна с палочкой, у нее одна нога была короче другой, как мы знали из ее уст, из-за ранения, которое она получила в партизанских лесах Белоруссии во время войны. 
Мы ее любили, добротой своей и улыбкой она притягивала нас. Занимаясь домашними заданиями мы старались показать свои знания ей, похвалится, нам было лестно получить похвалу от Героя войны, а она была сдержана в похвалах, хоть и позитивна во всех делах.
Дело было ранней весной. Я немного заболела и не ходила в школу уже три дня. С большим трудом заснув ночью я погрузилась в тревожный сон. Вот что мне приснилось.
Братец мой позвал меня на улицу и мы вышли. Оглядевшись вокруг я остановилась и сказала:
- Куда мы идем? Темно вокруг, ночь! Куда ты меня тащишь?
- Да пошли, что ты испугалась?! Сачок! - Олег презрительно сплюнул.
Я снова посмотрела вокруг и сгустившаяся темнота расступилась немного. Мы пошли. Шли мы обычной дорогой в школу, и тут Олег метнулся в сторону, в кусты. А я застыв на месте стала вглядываться в шуршание между ветвей. И когда там совсем все затихло, стало слышно мое собственное хрипловатое дыхание, вдруг раздался отдаленный голос. Что говорил голос я не разобрала, но он приближался сзади и я оглянулась. Это была Анна Ивановна, она шла ко мне ковыляя. И когда была уже метрах в 10 сказала еще раз: "Пошли со мной!" Она это сказал тихо, спокойно, но совершенно не своим голосом. Я на секунду отвернулась от нее, а когда повернулась обратно к ней, то лицо ее как-то изменилось. Она уже не улыбалась, а казалась злой, но спокойной. И тут я побежала...
Бежала по двору возле 25-го дома, там удивила большая деревянная горка, которой я никогда не видела. Бежала к узкому тротуару между заборами школ: справа был забор 6-ой школы, обычный, с взрослыми уже высокими тополями вдоль него, а слева забор 97-ой школы. И вот за этим забором было все не так - высоких тополей и яблонь не было и следа, в самом начале была пара сиреневых кустов и больше ничего, только трава вдоль забора. 
Я бежала вдоль заборов не оглядываясь, но ощущая что она, эта странная и страшная старушка с клюкой меня нагоняет и вот-вот огреет меня палкой по голове. В запаре своего побега я вдруг увидела, что в конце аллеи появилась какая-то странная парочка людей, один из которых держал другого за шиворот и что-то громко выкрикивал ему в ухо. Я испугалась, куда мне деваться?! Сзади старуха, а впереди убийца! Ужас, я метнулась вправо и спокойно прошла сквозь забор - как раз в этом месте в заборе оказалась калитка. Я вбежала на территорию школы и быстро стала убегать в сторону большой шумной улицы, спасаясь от преследователей.
Проснулась я в холодном поту.
После выходных я уже могла идти в школу, мне стало значительно лучше после того сна. Войдя в большой и прохладный школьный холл я тут же встретилась глазами с Анной Ивановной. Ее навеки застывшая улыбка встречала меня на большой фотографии с черной лентой. Возле портрета стояли живые гвоздики в стеклянных вазах и я сразу же заплакала. Даже не знаю почему, но со мной случилась с трудом сдерживаемая истерика, я доковыляла до раздевалки и опустилась на скамейку чтобы все осмыслить, но слезы душили меня. Почему же я убежала от нее? 
Прошли годы. Вокруг менялась местность, даже в нашем стареньком районе происходили изменения. Когда мы учились в старших классах рабочие водоканала вырыли траншею вдоль забора 97-ой школы и все деревья вывернули с корнем. А когда работы закончились, то сделали ровный травяной газон, в самом начале прижились только парочка кустов сирени. А в конце ровного забора образовалась калитка... Да-да, та самая, в которую нырнула я во сне увернувшись от преследования. Много лет я ходила через эту калитку на остановку автобуса. 
Когда уже училась в университете, холодной осенью проходила мимо и увидела большие присыпанные песком пятна крови на тротуаре. Соседи рассказали, что ночью один из местных пьяниц убил свою жену и схватив ее за шиворот потащил в ларек за водкой, а потом увидел мужиков, которые шли со смены между школами и зарезался сам. На том самом месте. 
Это можно было бы счесть за выдумку. Каждый волен так думать. Но что делать мне? Тот страшный сон настолько врезался в память...